Международная классификация болезней 10-го пересмотра, разработанная Всемирной Организацией Здравоохранения, аддиктивность (зависимость) связывает с деформацией системы ценностей человека. Некое вещество или род социальной активности получают неподобающее место среди естественных потребностей индивида и извращают установленную Богом гармонию человеческих ценностей. Аддиктология в качестве науки о недолжных ценностных предпочтениях человека, таким образом, соединяет естественнонаучные обоснования развития зависимостей с «науками о духе» (Дильтей). Особенно явно связь природного и сверхприродного обнаруживают духовно ориентированные методы освобождения от зависимостей. Влияние таких духовных практик должно быть позитивным или благим. Ценностный компонент методов врачевания зависимостей, обусловленный онтологически и аксиологически, предполагает изучение биоэтических и нравственных рисков духовно направленных методов воздействия на личность зависимого человека.
Биоэтические аспекты духовно ориентированных практик исследуются пока недостаточно. Основоположные принципы биомедицинской этики – непричинение вреда, благодеяние и справедливость – реализуются через соблюдение таких этических норм как правдивость, приватность, конфиденциальность, лояльность, компетентность [1]. Если принцип непричинения вреда в отношении освобождения от зависимости почти не вызывает разномыслия, то принцип благодеяния с позиций либеральной биомедицинской этики и православной антропологии имеет разное содержание.
В аддиктологии благодеянием является возврат человека к нормативному поведению, которое выражается в подавлении потребности в психоактивном веществе или в стимулах социального порядка (азартные игры, интернет и др.). Однако не всякое внешнее нормативное поведение является результатом благодеяния. В качестве негативного примера может быть практика кодирования, условием которого является информированное согласие пациента, основанное на ложных данных о механизме действия этой методики. Пациенту сообщается, что будет «введено вещество, блокирующее опиоидные рецепторы», «будет изменена деятельность его головного мозга, которая снимет тягу к психоактивному веществу», произойдет «кодирование на дозу» или «разрушится подсознательный образ болезни» [2, с.34]. В процедуру включается элемент манипуляции, по существу, злоупотребления. Пациент письменно подтверждает, что при нарушении им режима и принятия дозы спиртного (наркотика) его здоровье может подвергнуться серьезному риску ухудшения вплоть до смертельного исхода. Очевидно, что налицо явное принуждение, основанное на лжи. Можно ли назвать его благодеянием?
Противоречащими биоэтическим и нравственным принципам являются некоторые психотерапевтические подходы к созависимости. В настоящее время в России воспроизводятся наработки американских авторов Мелоди Битти [3], Жанет Уойтитц и иных. Смысл их в том, чтобы через семейный конфликт принудить супруга-алкоголика к отказу от пьянства. Задачей такой психотерапии является усугубление уже имеющегося конфликта через манипуляторную активность, при этом созависимая супруга должна беспрекословно выполнять указания психотерапевта. Отечественные специалисты по такому способу «врачевания» созависимости забывают, что развод в Америке и развод в РФ – две разные вещи. В Америке возможностей для манипулятивных техник больше, поскольку есть брачный контракт и содержание жены после развода обычно обеспечивает муж; этот момент, сдерживающий распад американской семьи, в конфликте российских семей отсутствует. С.Н. Зайцев в пособии для родных и близких наркомана и алкоголика, названном «Созависимость – умение любить», пишет, что «санкции следует выстроить от самых легких до самой тяжелой – полного разрыва отношений с болезненно измененной частью личности» [4, с.84]. Приводится примерный план санкций, в котором после угрозы раздельного ведения хозяйства стоит раздел лицевого счета квартиры, а далее – заявление на развод [4, с.85]. Однако разрыв отношений с болезненно измененной частью личности практически невозможен, поскольку у алкоголика или наркомана вся личность болезненно изменена. Рекомендации психотерапевтов, к сожалению, некритически воспроизводятся и в индивидуальной пастырской опеке семей, и в группах трезвости, состоящих из семей. Терапия зависимости санкциями может привести к тому, что 1) зависимые алкоголики уходят из семейной группы, которая становится группой созависимых лиц 2) усугубляется дисфункция в семье с риском ее распада 3) созависимость трансформируется в самость с разными оттенками гордыни.
Семья с христианской точки зрения – малая церковь. В пастырской опеке семей есть существенный момент. Если одновременное Таинство Причащения мужа и жены приветствуется и желательно, то совместная «групповая» исповедь супругов или даже их совместная подготовка к исповеди (например, составление «рукописания» грехов) – возбраняется. Это древняя церковная практика, только в ранние века христианства исповедь была публичной. Объяснение этой перемене в церковной жизни найти непросто, тайна ее относится к Таинству Священства и Таинству (и тайне!) Исповеди.
Очевидно, если Церковь отказалась от публичной и препятствует совместной (групповой) исповеди супругов, то группы трезвости, составляемые из семей для ведения диалога, рискуют вступить в противоречие с вековой церковной практикой. Этические риски особенно велики, если диалог в семейных группах, в котором необходимо раскрыть все пьяные «художества», ведется очень открыто и модерируется ведущим группы малопрофессионально.
В России существуют альтернативные биоэтические предпочтения, отличающиеся от ВОЗовских, чем и обусловлено существующее несходство моделей оказания наркологической помощи на западе и в России. Психиатр и нарколог В. Д. Менделевич отмечает, что в РФ «гражданственность» подавляет биоэтику зарубежного типа, основанную на гуманизме и справедливости в отношении к больному [2, с.35]. В рамках политкорректности гражданственностью ученый называет недифференцированные, но устоявшиеся и привычные этические воззрения, согласно которым алкоголики и наркоманы – девиантные и потенциально опасные личности, чье аддиктивное поведение связано с «распущенностью» [2, с.31]. Согласимся с тем, что подобные этические суеверия препятствуют диагностике, терапии и реабилитации в наркологии, но не согласимся с тем, что, «видимо, именно поэтому “наиболее эффективными методами лечения наркомании” 54,5% наркологов называют религию» [2, с.31]. Порицание В. Д. Менделевича наркологам, доверяющим Церкви, выявляет 1) профессиональную интенцию ограничения предмета наркологии зависимым употреблением психоактивных веществ и 2) неприятие аддиктологии как науки о зависимом образе жизни, актуализирующей проблему человеческой свободы.
Свобода может интерпретироваться эмпирически, в терминах естественнонаучных, и тогда свобода есть способ бытия человека, связанный с его способностью выбирать решение и совершать поступок в соответствии со своими целями, интересами, идеалами и оценками, основанными на осознании «объективных» закономерностей окружающего мира. Метафизические интерпретации свободы, в частности христианские, определяют свободу как способность личности к творческому становлению в границах тех возможностей, которые определены Богом [5, с.105]. Религиозное отношение к свободе человека говорит о нравственном самообладании личности и двух принципах формирования ее свободы – аскетическом и этическом. Свобода, таким образом, необходимо связана с ответственностью – личной и социальной.
Архимандрит Платон (Игумнов) пишет, что «в отличие от свободы ангелов, свобода человека осуществилась в направлении от эмпирической свободы к трансцендентальной. Сначала Адам и Ева осуществили эмпирический выбор – вкусили запретный плод, реализовав тем самым эмпирическую свободу, а затем увидели, что они «наги», то есть осознали себя и свою тварность и впервые пережили состояние трансцендентальной свободы» [5, с.122].
Дисфункция семьи с зависимостью связана с дефицитом трансцендентальной свободы. В такой семье пьяница-муж реализует свою эмпирическую свободу «пить напропалую», а его супруга, мня себя «спасительницей» семьи и мужа, готова реализовать свою эмпирическую свободу контролировать его пьянство, не смущаясь ничем вплоть до «терапевтических санкций» в виде раздела имущества и развода. Речь идет, конечно, о семье нецерковной, находящейся под опекой такого же эмпирика-психотерапевта.
Очевидно, что этические риски в психотерапевтической (и пастырской) опеке семей с зависимостью могут быть минимизированы, а вероятность освобождения увеличена при условии истинного обращения всей группы (муж, жена, психотерапевт) к Богу и Церкви. Только «благодаря контролю со стороны трансцендентальной свободы, эмпирическая свобода человека способна направляться в сторону добра, совершенствоваться и достигать той идеальной полноты, для которой человек был сотворен Богом и для которой он был искуплен Христом» [5, с.123].
Цитируемая литература:
1. Менделевич В. Д. Этика современной наркологии. Казань, 2010.
2. Менделевич В. Д. Альтернативность биоэтических предпочтений российских и иностранных наркологов // Неврологический вестник. 2011., Т. XLIII, Вып. 1.
3. Битти М. «Алкоголик в семье, или Преодоление созависимости». / Пер. с англ. — М:, 1997. (Английское издание – 1987 г.)
4. Зайцев С.Н. Созависимость – умение любить. Н.Новгород, 2006.
5. Платон (Игумнов), архим. Православное нравственное богословие. ТСЛ, 1994.
Протоиерей Валентин Жохов, настоятель Никольского храма с. Ромашково Одинцовского р-на Московской обл.
Доклад на семинаре «Реабилитация и ресоциализация людей с различными формами патологических зависимостей», 1–3 ноября 2011 года, Зеленогорск – Санкт–Петербург.